ГИТР-ИНФО продолжает публикацию книги Макса Елина, студента звукорежиссерского факультета Института кино и телевидения (ГИТР). Предыдущие главы:
__________________________________
ДЕПРЕССИЯ
Глава 9
Кажется прошла вечность. Мои слипшиеся глаза с трудом открылись. Искаженные звуки появлялись и вновь исчезали. Такое ощущение, что я нахожусь в подводной лодке. Голова раскалывается на тысячи кусков. Хочется пить. Безумно хочется пить! Душу бы отдал за стакан воды.. Нет, литр… Два литра. На замыленном горизонте что-то блеснуло. Похоже на человека, но контуры едва различимы, как у призрака. Они окончательно меня доконали своими больницами, я сошел с ума. Попробовал пошевелить рукой, но та не поддаётся. С ногами такая же история. Черт! Да я связан! Попытался что-то крикнуть, но иссохшее горло оставило меня без шансов. Моё сознание будто заперто в этой мертвой оболочке.
Я попробовал ещё раз осмотреться. Темнота. Из пола торчат какие-то металлические штыри. Удалось разглядеть очень странную дверь. Она огромная. Желтоватый свет несколько раз появлялся в проёме, но тут же исчезал. А может это всё? Может быть я умер? А эта дверь… ну вы поняли. Хотя с кем я разговариваю! Какая теперь уж разница. Веки подобно тяжелым ставням сорвались и комната исчезла. Тьма.
Оглушительные крики дважды вытаскивали сознание из забытья. Теперь комната обрела более четкие формы. Я точно связан! Какого черта? Кожанные ремешки крепко прижимали тело к койке. Жажда десятикратно усилилась. Где я? Что происходит?
- Больноооооооо! Больнооо! Аааааааа! – затрещал чей-то голос из привычной тьмы.
Я напряг остатки сил и разглядел точно такую же кровать и четыре спальных места. Они были расположены полукругом. Около каждой постели нагромождалось много аппаратов с непристанно мигающими огонечками.
Сейчас..потер….подействует.. – слух всё еще давал сбои и обрывки фраз с задержкой долетали до моих ушей. Я ещё раз попытался крикнуть, по помещению пролетел сухой хрип. Заметили. Силуэт подскочил ко мне. Это медсестра. На её лицо натянута плотная белая маска, что придаёт ей зловещий вид в этой мрачной обстановке.
- Максим! Ты как себя чувствуешь? – взволновано затрепетала она.
- В..в.. Воды. Можно воды? – заскулил я.
- Да-да! Сейчас развяжу и дам тебе воды, только много не пей, иначе будет тошнить, – послышался щелчок и руки освободились.
Медсестра протянула бутылочку. Меня одолело буйство неведомого зверя. Я вцепился в жалкую посудину, словно гепард, догнавший мясистую антилопу. Эта вода – прекрасна! На секунду меня отбросило на самое дно Байкала. Я с упоением вдыхал чистейшую воду, позволил ей проникнуть в каждую клеточку моего тела. Я с жадностью делал глоток за глотком, струйка живительной влаги заряжала утраченной энергией.
- Так! Всё, хватит. Много нельзя! – женский силуэт отобрал мою усладу – Попробуй пошевелить ногой.
Я сосредоточил новоприбывшую энергию на кончиках пальцев и нога поддалась.
- Чувствуешь? – спросила она.
- Да. – автоматически прозвучал мой ответ. Как будто в мою голову вшили автоответчик и в моменты отсутствия здравого смысла он роботизировано жужжал.
- Послушай внимательно, Максим. Тебе сделали операцию, сейчас ты находишься в отделении реанимации. Операция длилась шесть часов, были осложнения из-за перелома, но хирурги справились. Если твое состояние останется стабильным, то мы сможем перевести тебя обратно в палату, договорились?
- Да. – зажужжал автоответчик.
- Отлично! Лежи, отдыхай. Если что – зови. Ещё воды получишь чуть позже. Мы ведь не хотим, что бы тебя стошнило, да? – с улыбкой произнесла медсестра.
- Да. – В третий раз зажужжал мой автоответчик.
После нескольких глотков воды, меня совсем разморило. Я проваливался в мир снов, наблюдая, как женский силуэт пропадает во тьме реанимационного отделения.
Помните эти старенькие фотоаппараты? Неуклюжие кирпичи с большими кнопками. Нажимаешь на одну из этих кнопок и раздается щелчок – один кадр сменяется другим. Примерно так виделись дни в реанимации – я открываю глаза, раздается щелчок и черный экран вмещает целые сутки. Мой последний сон оказался слишком болезненным, видимо, обезболивающие перестают выполнять свои функции.
***
Кажется мне дали новый номер! Я чувствовал себя мошкой, которая попала в сети паука. Всё тело опутывали какие-то провода, уходящие под днище кровати. Головная боль и жажда интенсивнее атаковали мое измученное тельце. Рецепторы, кажется, в норме! Хоть это радует. Я приподнял голову, чтобы разведать обстановку. Палата оказалась куда комфортнее тех, в которых нас держали раньше. Большие, удобные койки с электрическим управлением, кстати, их всего две! Маленький холодильничек со скрипучей дверкой и длинный деревянный стол, на который я уже успел положить глаз – самое то, чтобы читать. В палате на этот раз уживались только я и ещё одна девочка лет семнадцати. Мы виделись с ней и раньше, но сейчас не об этом.
Мне никогда ещё не приходилось себя так плохо чувствовать. Ноющая боль скользила по всему телу. Ногу связывали десятки трубочек, что не давало возможности сменить положение. Я предпринял попытку пошевелиться, но это больше походило на барахтанье рыбешки, которую выбросило на берег. Родители заметили мою возню и подошли к кровати. На их лицах происходила борьба неописуемого ужаса и облегчения.
- С добрым утром! – задорно заговорил отец.
- Воды… – это единственное, что волновало меня. Жажда пожирала изнутри и хотелось как можно скорее избавиться от столь неприятных ощущений.
Мама с улыбкой протянула стакан. Не знал, что просто взять стакан воды будет так трудно. Трясущиеся пальцы прорезали воздух с огромным усилием. Стакан показался килограммовой гирей. Ощущаю себя дряхлым стариком на смертном одре.
- Много не пей только! – с наставлением заметила мать.
- Долго меня не было? – напившись заговорил я.
- День примерно. Операция прошла удачно. За тобой хорошо ухаживали в реанимации? – родители с подозрением ожидали моего ответа.
- Да..,
- Ну и слава богу!
- А что такое?
Вы, наверняка, тоже задаетесь таким вопросом. Что может пойти не так в реанимации относително ухода за больным? Родители в красках описали мне принцип работы операционного блока нашего замка. В теории, все предоставляемые услуги больницы – это бесплатные услуги за государственный счет. А теперь перейдем к практике. Если предки хотят, чтобы хирург с особым вниманием оперировал их чадо, то придётся заплатить кругленькую сумму. Анестезиологи, помощники и все, кто присутствовал на операции – каждому нужно платить. Даже медсестрам в реанимации требовалось дать на лапу. Можно это и не делать, но последствия будут плачевными. К примеру, медсестра не станет трястись с бутылочкой воды около ребенка, чьи родители не раскошелились. Суровая реальность, которая загнала нашу семью в долговую яму. В замке детские жизни ценились не дороже, чем немецкая иномарка. Бедняки берут кредиты на миллионы рублей, чтобы спасти ни в чем не повинных подростков. Нищета – вот будущее тех, кто попал в замок. Это бизнес на костях, просто бизнес.
К обеду в палате объявилась Зулия Аримовна. На её лице читалась абсолютная умиротворенность. Я больше не являлся её основной заботой. Операция и самые страшные курсы химиотерапии позади. Как только реабилитация кончится, докторша окончательно меня забудет. Я – лишь поставленный на поток лечения кусок плоти, который сменится другим, точно таким же.
- Ну что! Поздравляю тебя! – с горящим взглядом она потрепала моё плечо.
- Что теперь? – я с хрипом давил из себя слова.
- Теперь? Теперь будешь вставать на ноги, восстанавливаться и бежать домой – раздался смешок – Ах да. Послушайте… – её внимание переключилось на родителей – На фоне такой длительной операции у него развилась пневмония. Но ничего страшного! Заболевание на начальной стадии и мы постараемся его быстро вылечить. Вылечим же? – завопила она, обращаясь уже ко мне.
- Мугу…
- К вечеру можете попробовать покушать, но не слишком много. С водой такие же указание, – Зулия Аримовна властно взмахнула своей маленькой ручкой и побежала к другим пациентам. Дверь с грохотом захлопнулась.
***
Моя соседка – девушка семнадцати лет родом из Казахстана. Ей сделали точно такую же операцию и в сознании она находилась очень редко. Девушка спала, иногда пробуждаясь от дикой боли. Я подметил, что отсутствие волос не делало её менее женственной. Аккуратные черты лица и хрупкое телосложение говорило само за себя. Она была похожа на прекрасную розу посреди бездушной, суровой пустыни, которая отчаянно хваталась за жизнь. Рядом с ней сидела, потупив голову, мать. Старая женщина с седыми волосами и сморщенной кожей годилась скорее в бабушки. В моменты бодрствования своей дочки, она по-старчески причитала. Её потрескавшиеся губы постоянно дрожали.
Систематическая боль преследовала меня по пятам. Каждое элементарное действие разрывало изнутри. Хочется кричать, но голос меня покинул. Из-за пневмонии воздух, казалось, был пропитан свинцом. За что мне всё это? Вечером я совсем пал духом. Родители, вздрагивающие от моих стонов, вынуждены были сходить за медсестрой. Женщина в наскоро накинутом халате только спустя двадцать минут соизволила посетить нашу палату. Ещё пять минут она наполняла шприц лекарством. От неё разило дешевыми сигаретами и парфюмом. Медсестра взмахнула длинной иглой и вонзила в цель. Из-за торопливости, укол вышел не таким безболезненным, как мнеговорили, — ведь угодил прямо в нерв. Моё лицо исказилось от боли и ненависти. Под писклявые подбадривания этой идиотки я отвернул голову к стене и попытался уснуть. Зубы скрежетали от невыносимой пытки, но с каждой минутой тело всё больше расслаблялось.
Всю неделю моё психическое состояние ухудшалось. Мне кажется, я схожу с ума. Я не знаю, что делать. Я вздрагиваю от каждого шороха, а тело непрестанно напряжено. Постоянная дрожь в руках не даёт возможности самостоятельно поесть. Я роняю легчайшие предметы от тупого бессилия. Три стакана уже разбил. Меня не интересует ничего. Складывается ощущение, что все эмоции выветрились подобно некачественным духам. На вопросы я отвечаю лишь мычанием или кивком. Это состояние убивает, я живу в вечной боли, каждая секунда в этом чертовом мирке пропитана страданием. Я – лишь бледное пятно в буйстве красок, которое вот-вот растворится. Что мне делать? Что? Не молчите же…
- У него развивается депрессивный психоз. – заключил голос. Из глубины космоса звучали эти расплывчатые, но в то же время твердые, металлические слова. Я открыл глаза. Напротив кровати стояла мама с какой-то дамочкой. Она внимательно слушала рассказ моего предка и что-то записывала в блокнот. Наконец, они заметили слежку и обратили взор ко мне. Дамочка начала наступление:
- Максим, как ты себя чувствуешь? Скажи, тебя что-то тревожит?
Я как обычно начал было мямлить, но мать взорвалась, немного повысив голос:
- Ты можешь нормально разговаривать? Отвечай нормально! – это на какое-то время меня отрезвило и я напрягся, чтобы ответить.
- Больно. Я устал от боли. Я ничего не хочу! – Так ваш покорный слуга выпалил ещё с десяток коротеньких утверждений, разбавляя их стонами. Женщина опять что-то черкнула в блокноте и попросила мать выйти с ней в коридор. Они очень долго беседовали и когда мама зашла в палату, то от неё буквально исходила тревога.
- Что со мной?
- Всё хорошо, Максим. Просто тебе нужно будет попить таблетки и… – она осеклась, как раньше – и всё будет хорошо.
Лги-лги. Я и так всё слышал. Я псих – с ума сошел. Всегда знал, что меня доканают ваши больницы. На кого я теперь похож? Овощ! Все мои интересы кончаются на потрескавшимся отверстии в стене, на которое я днями устремляю свой больной взгляд. Я и без вас всё знаю! Без вас! Хоть я и свихнулся, но остатки здравого смысла ещё ютятся в моем мозгу!
***
До Нового года осталось меньше месяца. Благотворители, которые от лица Джуны собирали детские письма с желаниями, нагрянули в больницу. Команда из десяти человек заставила весь коридор блока картонными коробками. На коробках разноцветными маркерами аккуратно выведены имена пациентов. Ещё пятеро молодых парней украшали холл и распаковывали праздничные угощения. Аниматоры и музыканты репетировали выступление. Царила праздничная атмосфера.
Я подобно окаменелости лежал на свей койке в ожидании сна. Пропало всякое желание к действиям. Таблетки, что выписала странная дамочка, только усугубили дело. Безразличие завладело мной. Даже эта атмосфера не помогала прийти в себя. Вы же думаете, что я пессимист? Это заблуждение. Просто после операции боль и изнеможение хлынули на меня, словно бушующие волны, которым удалось пробить и без того хрупкую дамбу. Не получается контролировать столько негативных сгустков одновременно, но я не сдаюсь.
Когда приготовления благотворителей завершились, Джуна прошлась по палатам, радостно созывая детей в общий зал. Мою тушку усадили на коляску вместе со всеми трубками и приспособлениями. Мама накрыла большую часть коляски пледом и захватив капельницу, направилась в назначенное место. Холл украсили с любовью. Огромная ёлка внушительно воздвигалась по середине комнаты, а под ней гора радужных подарков. На потолке парили ручные снежинки, а на окнах раскачивались дружелюбные новогодние персонажи. Аниматоры объявляли в микрофон имена детей, а ряженый Дедушка Мороз лично вручал подарки. Играла задорная музыка. Все люди искренне улыбались. В завершении Джуна выкатила стол, на котором высился огромный сливочный торт. Дети накинулись на угощение, пачкая одежду сладким лакомством. Родители смеялись, душевно благодарили организаторов и плакали, ведь повторюсь, это было искренне. Люди и правда хотели преобразить хотя бы один день отважных борцов с раком. Кто сказал, что на войне не бывает праздников?
Под звуки хлопушек и крики радостные крики, праздник закончился и солдаты разбрелись по боевым постам. Вернувшись в привычную обстановку, я очень долго пребывал в задумчивости. Я не перестану удивляться. Маленькие создания ещё не видели мира, но знают в этой жизни больше многих стариков. Стены стационара воспитывают не просто сильных людей, а реальных бойцов. Они смеются каждый день смерти в лицо. Это смех радости, смех который выведет их из этого лабиринта Минотавра.
- Ну что, рад обновке? – отец выдернул меня из дум. Дед Мороз был сегодня щедр и подарил мне микрофон во благо моей будущей профессии. Для отца вся моя деятельность – огромный повод для гордости и теперь мы приблизились к реализации этой цели, сделав большой шаг.
- Да, это последняя составляющая моей домашней студии звукозаписи. – Я попытался улыбнуться, но получилось неестественно.
Вопрос отца вдруг рассеял облака, нависшие надо мной. Нужно учиться. Валясь тут и жалея себя, я совсем забыл про учебу и книги. Мне нужно срочно готовиться. Трясущиеся руки схватили лежавший рядом планшет и работа продолжилась. Нельзя больше отлеживаться.
***
Вымышленный мир романов очень хорошо помогает уйти от настоящего. Сегодня я молодой дворянин Онегин, а не пациент онкологической клиники. Завтра я маленький жалкий советник – Башмачкин, а не прикованный к койке подросток. Такие перевоплощения происходили целую неделю. Мои зрачки, подобно скоростным поездам, спешили по строчкам произведений с ошеломительной быстротой. Почти каждый день Зулия Аримовна приходила в мою читальню и отсоединяла по несколько трубок, которые теснили мое тело. На следующее утро она вновь забежала в палату, вызвав меня на какую то процедуру – пункцию. Я не придал этому значения.
Меня вместе с массивной кроватью закатили в процедурный кабинет. Небольшая комнатка с железным столом по центру. Запах медицинского спирта навеял какой-то непонятный страх, боязнь чего-то неизведанного. Вы ведь не думали, что на операции мои мучения закончатся? Я, если честно, думаю именно так.
Зулия Аримовна переложила меня на стол и начала мельтешить вдоль шкафчиков с приборами.
- А это не больно? – Послышался мой хриплый голос.
- Нееет! Вон деткам делаем это каждую неделю, не переживай, – попыталась она ободрить. Но такое сравнение скорее наоборот пугало. В замке нет щадящих режимов даже к совсем маленьким детям. Всем одинаково больно.
Опасения подтвердились. Докторша достала гигантский шприц. Думаете я преувеличиваю? О нет! Представьте себе среднестатистический шприц. Представили? Этот – как пять таких в величину! Черт бы его побрал! Как же страшно. Гигант врезался в плоть моей ноги. Я так сильно выпучил глаза, что они готовы были выскользнуть из глазниц. Каждый мускул рук напрягся и бледные пальцы вцепились в ледяные края стола. Худые кости прорисовывались между дряхлыми складками кожи. Губы едва приоткрылись, но от боли комок так сильно вцепился в горло, что получилось издать только рык умирающего волчонка. Зазвучал отдаленный хохот врача.
- Максииим! Что молчишь то? – она с удивительной легкостью говорила, будто мы сейчас не в больнице, а загородном парке отдыха.
Но такой парк мне был не по нраву. Шприц с быстротой устремлялся в глубь, задевая шершавую кость. Я вскрикнул. На этом пытка не завершилась. Процедура заключалась в том, чтобы выкачать из ноги собравшиеся сгустки плохой крови. Пятнадцать минут длились нескончаемо долго. Всё это время тело напрягалось так, как не напрягается накаченный бюст бодибилдера в спортзале. И когда мучения закончились, мой скелет словно выдернули из тела и обмякшие остатки Максима рухнули на кровать.
В палате я заплакал от усталости. Боль так вымотала, что я больше не могу сдержать себя. Но причиной слёз была не пункция, а то, что её придется повторять раз в неделю.
***
Выходные пролетели незаметно. Мама улетела обратно в Тюмень, а на отца опять пал груз ответственности. Ранним утром понедельника дверь палаты с треском отворилась. Седая работница замка уверенно зашагала между кроватей. Округлое лицо было покрыто налётом суровости. Жилистые руки с трудом помещались в её синем халате. Эта старушка виделась мне жесткой воякой с бронзовым нравом. Только дай повод и она разорвёт любого противника в клочья. Её действия были точны и непредсказуемы. Если бы наша палата оказалась морской гладью, то она бы лавировала массивным лайнером на фоне жалких лодочек.
- Ну что! Кто тут у нас ? – Гремучий и в то же время сдавленный голос пробудил комнату.
Все поочередно представились и она рассеяла наши недоумения.
- Я Наталья Павловна! Реабилитолог! Будем с вашими детками вставать на ножки – обратилась она к родителям, которые с интересом наблюдали за сценой. – Со мной будет тяжело и больно! – добавила она – Не потерплю жалости к себе и отговорок. С этого дня, каждый понедельник, я буду к вам приходить и давать задания. Ваша задача – не разочаровать меня. Я очень некрасивая в гневе, верите? – рявкнула она на моего отца.
Тот начал было ей противоречить, но быстро умолк под напряжением от её испепеляющего взгляда.
- А ты что развалился как барин? – Наталья Павловна будто разрезала меня глазами.
- Я? Чего я?
- Чиво-чиво! Ничиво! – Передразнивала она меня – Ладно! Пошла я! В следующий понедельник бегать у меня будете, детушки!
Мы ждали её как надвигающегося урагана, но мое отношение к такому реабилитологу сложилось самым лучшим образом. Мне кажется, ее грубоватый, напористый подход – лучшее средство от безделья и самобичевания. Посмотрим, что по итогу выйдет!
На неделе мою ногу окончательно освободили от всяческих трубок. Встать и пойти – это единственное, что отделяет меня от победы. Коляска изрядно надоела, хотелось самостоятельности и независимости. Но теперь, когда драгоценную часть моего тела починили, я обезумил от чрезмерной осторожности. Я боялся ей лишний раз шевелить и даже трогать. Это как новенький телефон – после покупки ты максимально бережно относишься к технике и сдуваешь каждую пылинку. Так и у меня! Но мышцы нужно было разрабатывать. Для этого медсестра затащила в один из вечеров огромное приспособление – артромот. Автоматизированная махина состояла из лежака для ноги и боковых гидравлических трубок-креплений. Часть тела помещалась на лежак и медсестра нажатием кнопки на маленьком пульте приводила артромот в действие. Трубки-крепления начинали двигаться вверх-вниз, сгибая таким образом потерявшую чувствительность ногу. Теперь объясню, для чего нужна такая зарядка.
Дело в том, что я практически не чувствую ноги, ведь при операции, под замену пошли все мышцы и сухожилия. Кто-то великодушно отдал мне их в дар! Таким образом, я ощущал себя Франкенштейном – нога вроде как есть, но не моя. Я делал серьезные усилия, тужился, но двигались только пальцы. Странные ощущения — иметь часть тела, которая тебе не поддается. Перетаскивать этот балласт с кровати на коляску и обратно. Именно поэтому в ход пошел артромот, выполнявший роль моего почетного сгибальщика ноги.
***
По вечерам я всё чаще стал заниматься со своей необычной учительницей. Девочка, старше меня на два года согласилась помочь в подготовке к экзамену по литературе. Мы часто созванивались, она давала мне задание и рекомендации по пробелам в знаниях. Я и не помню, как мы познакомились, кажется в школе. Звали её Лиля и она была серой мышкой. Застенчивая, с робким, дрожащим голосом. Зачастую, люди не хотят, чтобы на них обращали внимание и даже одеваются в тусклые вещи, мирно сидят в уголочке и читают книжки. Лиля именно такой человек. Я старался быть полной противоположностью. Вёл себя в школе развязно, строил крутого парня и таскался с задиристыми болванами. Поэтому наши дорожки пересекались очень редко. Но волей случая общение получилось более тесным. Я был отличным учеником, ведь жажда знаний всегда сидела внутри. Эта больничная клетка преобразовала ту самую жажду в действия. Лениться некогда. Каждая минута времени давила с огромной силой, нужно занять чем-то голову, отвлечься. Я и так уже свихнулся, нельзя поддаваться этой особенности моей психики. Лиля открыла для меня мир высокого искусства, откопала во мне самые новые стремления. Мы не только занимались литературой, но и общались о музыке, обсуждали стихотворения и картины. Наши отношения ученика и учителя переросли в дружеские. Я воспринимал её как отличного друга и собеседника. Когда мне доводилось дочитать какую-то книгу, я сразу звонил ей и мы долгое время обсуждали сюжет и героев. Высказывали свое мнение касательно возникших там ситуаций. Так во мне рождался новый человек – думающий. Празднества остались позади, их вытеснили знания.
Напрягать мозги, конечно, работенка не из простых, но физический труд никто не отменял. В намеченный понедельник грянул гром в лице Натальи Павловны. Её сдавленные возгласы отчетливы выделялись среди многообразия шумов коридора.
- Ну что! – Послышалась привычная уже фраза – К бою готовы? – ехидная улыбка выступила на её лице.
- Дааа – с сарказмом прохрипел я.
- Ой какой молодец. Ну давай! Вперёд! А родителей попрошу отчалить из помещения. – Ее голос подобно рыку льва разогнал травоядных.
Она подошла к моей кровати и махом схватила ногу.
- Первое упражнение! Напрягай пальцы и начинай двигать! Назад-вперед! Назад-вперед!
Я начал тужиться и напрягая всё тело, сделал несколько движений.
- Ну это разве поможет встать на ноги? – дразнила реабилитолог, затем сжала мои пальцы и вручную начала их сгибать с такой силой, что я прикрикнул от боли – Ой да ладно тебе! Не притворяйся. Будешь так делать несколько раз в день, понял? – удовлетворившись моим кивком, Наталья Павловна продолжила показывать упражнения.
Никогда бы и не подумал, что такие простые упражнения окажутся настолько невыполнимыми для меня. Согнуть, приподнять, повернуть – сущие пустяки! Но имея в арсенале практически обездвиженную ногу – непосильный труд. Так мы возились почти час, пока начальница не переключилась на мою соседку по палате.
Ступня ныла от боли, но это единственная боль, которая приносила мне удовольствие. В голове уже вырисовывались картинки, как я натяну свои любимые кроссовки и побегу к друзьям.
***
Я сидел в центре больничного холла, окруженный кромешной темнотой. Только экран телефона тускло освещал моё поникшее лицо. Хотелось спать, но сдвинуться с места не выходило. Обмякшая нога не давала этого сделать. Казалось, что вся больница мертва. Ни единого голоса. Даже инфузоматы не пищали как прежде. Вот вам и Новый год! На экране телефона выводилось время – три часа ночи. Послышались шаги вразвалку.
Так завершились новогодние празднества, которые ещё с самого начала мне были не по нутру.
Теперь по порядку! Утром всполошенные родители начали будить своих деток. Все врачи ещё вчера убежали домой и главенствующей силой выступали медсестры, которых, кстати говоря, оказалось очень мало. Многих пациентов отпустили на праздник домой и несколько палат совсем пустовало. Я, как вы помните, не успел встать на ноги, поэтому выйти из стен замка не удалось. Мои друзья по несчастью, позевая, выползали из палат и всматривались в суетливое бегство своих родителей. Подобно сплоченной команде, взрослые распределили обязанности и , следуя плану, выполняли их.
- Зачем всё это? – Промямлил я, с прищуром оглядывая отца.
- Как зачем? Новый год же! Отвлечетесь!
- А нас вы спросили?
- Максим, не будь занудой! – каждой слово он произносил с какой-то невинной детской наивностью. Я решил, что воздержусь от последующих аргументов. Если честно, мне плевать. Считаю, что это плохая затея, но мое мнение учтено явно не будет.
Тортики, пиццы, салаты, напитки и многое другое уже во всю заготавливалось на кухне. Несколько школьных парт расставили по всей комнате отдыха и облагородили белоснежными скатертями.
За час до боя курантов, меня выкатили к столу. Я оглядел празднующих и заметил лицо Паши.
- Ты что, в больнице? Я и не знал! – с облегчение проговорил я.
- Ну а как же. Частый гость тут – Мы посмеялись и начали обсуждать наши планы.
В этот день мой товарищ казался особенно веселым. Будто запертый внутри него ребенок наконец выбрался наружу и теперь оттягивается за всё потраченное время. Он постоянно говорил о фейерверках, что никогда в жизни ещё не удавалось ему на них взглянуть с близкого расстаяния. Его мать купила детские хлопушки и бенгальские огоньки, чтобы хоть на половину выполнить маленькую мечту сына.
Когда время пришло, заложники замка собрались за праздничным столом. Даже медсестры с неохотой согласились к нам присоединиться. За несколько минут до обращения президента мой отец достал из-под стола бутылку шампанского.
- Это ещё зачем? – Прозвучал мой озлобленный шёпот – Развлекаться вздумали? Самое время, да? — Он промолчал и начал разливать игристый напиток по бокалам других родителей.
Бой курантов, звон бокалов и наигранные выкрики – Урааа! – будто ничего и не произошло. Мы зажгли бенгальские огоньки, взорвали несколько маленьких хлопушек и Паша начал радостно хлопать. Несколько часов наша компания пировала, но я как обычно погряз в своих мыслях. Меня беспокоил и напрягал подобный ход событий. Родители вновь и вновь разливали шампанское, пока из под стола не появился более крепкий напиток. Такое поведение оправдывалось фразой:
- Нам тоже нужно расслабиться! Мы устали ни меньше вашего и нам приходится тяжелее, чем вам.
Так я и оказался совсем один в окружении этой темноты. Взрослые пили рюмка за рюмкой, бокал за бокалом. Многие начали расходиться, а те, кто больше всех принял на грудь постоянно куда-то исчезали с пьяными воплями. И вот теперь в холле я остался совсем один. Отец час назад убежал с местными кутилами и не берет трубку телефона. Медсестер нет на месте, а остальная часть обитателей давно спит.
Им нужно было расслабиться. Понимаете? Им тяжелее, ведь так? Именно поэтому нужно заливать горло горькой, в то время как их детишки лежат под капельницами, страдают от вечных болей и даже находятся при смерти. У них ведь есть право веселиться и кутить. Больница – практически тоже самое, что ночной клуб. Родитель должен подавать пример своей силы, непоколебимости. Должен всем своим видом сообщать ребенку, что всё хорошо. А не ныть о том, что ему сложнее6 и пить алкоголь, какой бы праздник это не был. Стыдно!
Переполняла злоба. Когда несколько пьяных фигур приблизились, то я попросил сейчас же вернуть меня на кровать. Я не мог сомкнуть глаз. Ещё через несколько часов вернулся отец, упал на койку и захрапел, не давая мне уснуть. С новым годом!
————