ГИТР-ИНФО продолжает публикацию книги Макса Елина, студента звукорежиссерского факультета Института кино и телевидения (ГИТР). Предыдущие главы:
______________________________
ПРОТЕСТ
Глава 3
Сопротивляться больше нет смысла. Все возможные обходы диагноза не увенчались успехом. Остаётся только стиснуть зубы и пройти этот путь до конца. Больше всего раздражала ложь родителей, преследовавшая меня до последнего. Неужели нельзя было сказать правду? Или хотя бы просто не обнадёживать? Мимолётные иллюзии разве стоили всего этого? Конструкция из лжи всё равно рухнула, не оставив шанса. Ещё и покрестить меня им мозгов хватило… Где теперь их Бог? Сильно ли помогло? Для чего было издеваться так над своим сыном? К чему эти пустые пляски?
Все друзья отвернулись. Я пропал из обыденной жизни и они посчитали, что со мной теперь не нужно общаться. Что они за люди после этого? Тратишь силы и время на своё окружение, но стоит тебе испариться, как этого никто и не заметит. Никто не спросит про дела и здоровье. Всем плевать. Пора оборвать все связи с миром. С миром, который меня предал. Даже одноклассники забыли, что с ними учился Максим. Я ведь только наладил в школе общение, но теперь всё сойдет на нет. Даже девушка, и та не оказывает должного сочувствия, не понимает, как мне плохо. Развлекается там, ходит в кино и кафе, пока её возлюбленный умирает… Где справедливость? Они все обязаны проявить ко мне сочувствие, но я один. Совсем один.
Всё из-за этих дилетантов в халатах. Сколько времени потрачено? Почему нельзя было раньше поставить этот диагноз? Мы что, в каменном веке живём? Ушиб! У меня ушиб! Подумать только! Клоуны… Спутать ушиб и рак, что с ними не так? Клооооуны...
И плевать! Я пройду этот путь один! Никто мне не нужен, пускай утопают в своих празднествах, опомнятся потом ещё… Будут потом просить прощения, что забыли меня… Ничего-ничего…
Шагая до перевязочной, я готовился испытать свою первую боль. Мне вставят катетер. И это не та маленькая штуковина, которая легким движением устанавливается в вену руки, нет. Достаточно длинный провод с открывающимся механизмом на конце сделают частью меня, проколов верхнюю область груди. Звучит так себе, да? Кстати, купили мои родители его на личные деньги. В больнице лишних видимо не оказалось! Даже бинты докупали. Интересно, эти врачи спокойно по ночам спят? Выродки.
В перевязочной разило спиртом, кажется, ещё пару минут и я опьянею. Всюду были нагромождены склянки с лекарствами. Меня уложили на холодный, металлический стол, продезинфицировав грудь раствором, одновременно разбросав ледяные инструменты на животе. Я сжал кулаки и затаил дыхание. Доктор хихикнула над моей реакцией и приступила к делу. Первостепенно введя укол анестезии, она осмотрела настенные часы и начала распаковывать катетер. Наконец, обезболивающее подействовало. Легким движением руки, она проткнула чем-то острым грудь и медленно начала вводить этот извивающийся провод. Дыхание оказалось затруднено. Я вдыхал, но выдохнуть не получалось. С каждым миллиметром, дышать становилось всё сложнее. Ужасное ощущение. Заклеив пластырем хитроумное устройство, Зулия Аримовна посоветовала полежать пять минут и отправляться в палату.
Встать самому не удалось. Облокотившись на маму, я слез со стола и, хватая ртом воздух, начал ковылять в неизвестном направлении. Началось головокружение, в паре с которым пришла адская боль в груди, но ничего…Первая битва выиграна.
***
Палата была воплощением моих ночных кошмаров. Отправляясь в Москву, я думал, что уровень лечения тут обогнал на годы провинциальные города. Да и детское отделение всё-таки! Всё лучшее детям! Отперев пожелтевшую дверь, все представления разрушились. Тесная палата вмещала в себя шесть детских кроватей. Десять человек проводили свой досуг в разных углах комнаты. Играла музыка, перекрикивая монотонную болтовню телевизора. В помещении трудно вдохнуть, смрад пота, лекарств и местной похлёбки вызывал тошноту. Создавалось впечатление, что о проветривании и уборки эти люди не слышали. Больница вмещала в себя смесь разных национальностей, религий и взглядов, поэтому и видение комфорта складывалось тут разное. О личном пространстве на ближайший год можно забыть.
Я медленно уселся на кровать, придерживая рукой проколотую грудь. Боль не отступала. Рядом с кроватью стояла маленькая потёртая тумбочка для личных вещей. На этом удобства заканчивались. И здесь мне предстояло проваляться целый год. Сожители стали нас приветствовать, попутно заваливая банальными вопросами. Мать с готовностью подступила на середину комнаты и начала трепаться. Самое время! Разговор пошёл о болезни.
Неужели им больше не о чем поговорить? Они лежат в этом карцере месяцами, дети страдают изнывая от боли. Вся эта обстановка напрягает и хочется отвлечься, а они чешут языки. Где болит, почему, как…Зачем это обсуждать? Что это даёт? Вам своих бед мало? Хотите взять еще и чужого горя? Вот уж странный феномен.
Дети лежали здесь разных возрастов. Белые лица без бровей, лысые головы и исколотые тела. Такое окружение нагоняло тоску. Каждый был привязан к капельнице. Огромная махина с несколькими склянками ели умещалась в проходе. Я с ужасом озирался на происходящее , то и дело опуская глаза. Со мной тоже пытались заговорить, но ничего не получалось. Я окончательно разорвал связь с реальностью и больше не хотел контактов с миром, тем более мне незнакомым. Считал, что нет необходимости заводить знакомства в подобной среде. К моему счастью, попытки закончились и можно было вновь погрузиться в свои мысли.
Тут царит атмосфера истерического позитива. Люди выдавливают из себя радость, словно соревнуются, кто окажется более миролюбивый. Особенно подростки подхватывают эту привычку, тужатся из последних сил, чтобы доказать, что всё замечательно. Они боятся какого-то абстрактного осуждения. Боятся показать свою слабость и страх. Почему? Это же нормальное человеческое чувство – испытывать страх. Я боюсь, мне плохо и хочется бежать в неизвестном направлении, но у меня есть на то причины. Разве это плохо? Мы должны переживать своё горе точно так же, как и радость, а не прятать его под маской притворства. Сил и так нет, чтобы корчиться и изображать улыбчивого молодого человека… Это не то!
Так уж вышло, что медсестер в столь огромной больнице оказалось мало и родители день и ночь были вынуждены вести надзор за капельницами, проверять температуру, менять пластыри. Другими словами: заниматься всем тем, за что платят медицинским работникам. Круглосуточно мамочки и папочки бегали на кухню, чтобы приготовить детям человеческой пищи, бегали по магазинам в поисках утешительных диковин, а под вечер брали в кладовке заплесневелые подобия раскладушек и ложились спать в проходе. Нормального сна они, конечно, не видели. Каждую ночь приходилось менять склянки в капельницах, разве тут поспишь? Иногда фигуры докторов появлялись в проходах, отчитывали родителей за их плохие навыки ухода за больными и опять испарялись в стенах коридора.
Моя мама, мягко говоря, поразилась здешними нравами. Она лавировала из кабинета в кабинет за лекарствами, тратила последние деньги на лечебную мелочевку. Последней каплей оказалась химиотерапия. Оказалось, что в больнице закончились нужные препараты и необходимо закупить их самостоятельно. Прожженные мамочки сообщили ей, что этот интересный момент тут тоже норма! Химиотерапию многие покупают через интернет, так как врачи разводят руками и не могут повлиять на это. Даже в стационарах тюрем больным предоставляется бесплатные препараты, но только не маленьким детям с онкологией. Сами как-нибудь справятся! Светом в конце туннеля были лишь благотворительные фонды, но на оформление помощи требовалось время, а времени не было.
***
Ядовито-красное лекарство вытекало из баночки, подвешенной на капельнице. Началось моё первое введение химиотерапии. Ощущения отличные. До этого в меня залили несколько литров глюкозы для прочистки организма и вкололи противорвотное. Бояться нечего! Правильную дозировку отслеживал огромный серый ящик с кнопками, приспособленный к капельнице. Называли его инфузомат. Лет десять назад он отлично справлялся с поставленной задачей, но теперь неимоверно глючил и зависал. Режимы постоянно сбивались, а оранжевый экран то и дело угасал. Ещё одной его особенностью была система оповещений. Когда нужная дозировка поступала в организм, то капризная машина начинала пищать так, что вскакивали люди в соседних палатах. Ночью, один за другим, инфузоматы хрипло визжали на всю больницу, вырывая из снов её обитателей.
Радоваться долго мне не пришлось. Спустя пару часов после введения, подступила тошнота. Вскочив с кровати я с криками начал выплевывать свой обед. Мама в панике бегала вокруг, пока остальные пациенты сочувствующе оглядывали меня. Когда порывы закончились, удалось лечь. Мерзкий привкус во рту не давал сглотнуть. Ещё одно мгновение и сцена повторилась. Прибежавшая на зов врач вколола второй шприц с противорвотным, но улучшений не последовало. Весь день меня нескончаемо рвало с двадцатиминутными перерывами. Даже сон не мог уберечь от таких событий. Пробуя закрыть глаза, я снова вскакивал и тянулся к тазику.
В этот ужасный день не вышло съесть даже хлебной крошки. Каждая попытка приводила к уже знакомой реакции. Под вечер моё изнеможённое тело сливалось с белыми простынями. Глаза совсем перестали функционировать, комната превратилась в смешение размазанных пятен. На последнем издыхании я закрыл глаза и уснул.
Утро.
- Что будешь кушать?- мама стояла над кроватью, оглядывая меня, и ждала ответа.
- Ничего.
- Тебе надо кушать, чтобы скорее поправиться! Чем больше будешь есть, тем меньше тебя будет тошнить!
С презрением осмотрев палату, я брякнул из последних сил:
- Не хочу есть, мне плохо!
- Надо!
Спорить сил не было. Пришлось согласиться. Первая ложка супа вызвала рвотные позывы. Отложив тарелку, я охнул и облагородил пол возле кровати. Требований больше не поступало. Организм явно был не готов к такому выживанию. Каждый час своего существования руки тянулись за тазиком. В какой-то момент я поднял голову, и мать в ужасе отшатнулась. Из-за перенапряжения, вены глаз лопнули, заполнив белки кровью. Не самое приятное зрелище!
- Ничего страшного.. Вот, купите ему это лекарство и со временем всё пройдет… — прибывший офтальмолог ещё раз меня осмотрел, кивнул головой в подтверждение своих слов и удалился.
Затаив обиду на всех и вся, ваш покорный слуга, еле перебирая ноги, плелся до процедурного кабинета. В голове стоял только один вопрос: за что? Сдав кровь и получив новое лекарство от тошноты, меня повели обратно. Шёл третий день. Химию уже не капали, но состояние ухудшалось. Ещё и новый побочный эффект объявился! Теперь я не чувствовал вкусов еды и напитков, всё казалось пресным. Обусловлено это было стоматитом, если совсем вдаваться в подробности. Одним словом, собрал весь букет побочных эффектов. Бинго! Волосы, кстати, тоже начали выпадать, так что лысина обеспечена. Клочки шевелюры валялись по всей кровати.
Развлечений в замке особо не находилось: древний телевизор по середине палаты, о котором я уже упомянал. Да и тот оккупировали местные мамаши, им же отвлечение нужно больше, чем детям. Оставалось только день за днём лежать и ждать, когда всё это кончится. Мой взгляд стачивал потолок. От виртуального общения пришлось отказаться, меня злило спокойствие друзей и знакомых. Они должны страдать точно так же, как и я, но этого не происходит. Они не понимают моей внутренней истощенности… Никто не понимает. Такой девиз стал ключевым и безоговорочным.
***
Утро добрым не бывает! Да-да, кажется, позитивный Максим вернулся. Чёрный квадрат заграбастал моё время и эмоции, но сейчас дела идут лучше. Уже пятые сутки тут торчу, завтра, похоже, меня выпишут домой. Конечно, на этом всё не сладится, но перерыв – это тоже хорошо.
Аппетит появился, но вкусов и след простыл, так что я теперь яблоко от стейка не отличу! Во новость, да? Моей девушке с её навыком готовки явно бы понравилось такое изменение! Даже не верится, что вышло пережить этот маленький, личный апокалипсис. За всю жизнь столько не тошнило, как за последние дни.
Захватив капельницу, я вылез в коридор и ватными руками набрал на телефоне несколько цифр. На том конце послышался голос Крис:
- Ал-ло…
- Привет!
Радость окрылила меня. Как давно не удавалось услышать чей-то родной голос, кроме родительского.
- Максик, ты чего там? Когда домой? – звонко вскрикнула она.
- Завтра последний день и выписывают, волосы всё-таки выпадут у меня.
- Лысенький козлик будешь! Тебя выпишут и в Тюмень полетишь?
- Нет.
- А как? – её голос звучал отстраненно, будто наш диалог был между каким-то другим делом.
- Я разговаривал с врачом. Она сказала, что всё затянется на год, а то и больше.. Не знаю даже, когда теперь смогу прилететь. Может получится договориться, чтобы меня отпустили в следующем месяце…
Гробовое молчание.
- Ау? Ты слышишь? – взволновался я.
- Ага-а.. – Теперь голос полностью был обращён ко мне, но задор в нём моментально угас.
- Ты же дождешься меня?
- Да, ты же знаешь… — в голосе послышалась неуверенность. Она не готова была такое узнать.
- Как там в школе? – попытался я разрядить обстановку.
- Хорошо, вчера географичка опять рассказывала свои идиотские истории…
- А вы чего?
- Ржали! Чего мы-то! — она залилась смехом, за тем на секунду остановилась и опять стала хлюпать и смеяться в трубку.
- Про меня-то спрашивали?
- Да нас классная собрала и объявила, что ты заболел и бла-бла…
- И что, кто-нибудь расстроился? – с насмешкой выдавил я.
Она опять засмеялась.
- Ха-ха…Вряд ли, всем на всё-ё пле-евать, ты же знаешь!
- Знаю.
- Ладно, мне пора идти, давай пиши, козлик! – на том конце послышались шорохи.
- П-п..подожди. Может по видеосвязи поговорим как-нибудь? Я соскучился.
- Да-да, конечно! — всё, ушла.
От пятидневного бездействия ломило кости. Я решил прогуляться до уборной. Чем не гимнастика? Вонища, жуть… Затхлый запах испражнений окутал маленькую комнатку. Туалет, весь чем-то облитый и забросанный рваной бумагой, не внушал доверия. На раковине лежала треснутая мыльница с душистым мылом и кусочками чьих-то волос. Прилипнув несколько раз ногами к полу, я закрыл ручку двери, зацепив какую-то слизь, и вернулся на кровать.
Мама суетилась с готовкой обеда и принимала заказ на продукты. Вообще, все родители в палатах напоминали скорее слуг. Капризные дети выставляли условия, требовали разных изысков. С дикими глазами мамы и папы убегали в столовую и прибегали с тарелками еды. Я, конечно, традиций нарушать не хотел, но из-за вкусовых рецепторов, было абсолютно плевать, что станет моим обедом.
Вечером прибежала Зулия Ариновна, с надменной улыбкой осмотрев жителей палаты.
Потом покрутила мою капельницу и заговорила:
- Как себя чувствуешь? Не тошнит больше?
- Вроде нет. Как тут себя чувствовать-то можно! Плохо! — привстав, я скривился в улыбке и приготовился отбиваться от вопросов.
- А почему не ел первое время? Надо есть, ты же знаешь, что от этого зависит лечение, – гневно заключила она и с презрением цокнула.
- Дак я всё, что пробовал в себя запихнуть, тут же выплевывал!
- Всё равно!
- Ну, как скажите. Меня завтра выпишут?
Она сменила тон и начала отчет:
- Да, я пришла, что бы ввести в курс дела! Общественные места не посещаем, ходим в маске! Дрянь всякую не едим, соблюдаем диету, иначе будем потом твой живот ещё лечить! На ногу сильно не наступай! Вроде всё.. .через неделю сдаёте анализы и начнем капать вам второй курс. Если соблюдать правила не соизволишь, то сам будешь лечиться в своей Тюмени, договорились? Я нянчиться ни с кем не собираюсь.
- Хорошо.
Она отошла с мамой в сторонку, чтобы дать более точные инструкции ухода, а я опять развалился на матрасе.
В телефоне высветились десятки сообщений. Одно из них было от друга. Так как я решил уберечь наши отношения от моего нестабильного эмоционального состояния, то он ещё не знал, что происходит. Я написал, что объясню всё чуть позже по телефону. Хотелось поговорить с ним в более спокойной, домашней обстановке.
Из приоткрытого окна в палату проникал свежий вечерний ветер. Эта ночь будет последний. Не смотря на замкнутость, со мной постоянно заговаривала одна девочка. Есть ли смысл описывать её внешность? Ведь все мы тут на одно лицо, такая вот ирония! Проблема у неё оказалась похожей и врачи тоже долгое время гоняли бедолагу по различным обследованиям. Неужели в нашей стране всё так печально с диагностикой? Рак на второй и третьей стадии путают с ушибами. Поразительно.
Утром я с пылкостью собирал свои вещи и готовился на выход. Выкатились на коляске из больницы, и солнечный свет ударил в глаза. Пару секунд пришлось жмуриться. Благоухания мокрой травы привели меня в восторг. Десятки людей быстрым шагом устремлялись в разные стороны улицы. Справился! Я справился! Дядя уже ждал нас на парковке, оглядывая местные достопримечательности.
- Всё? Домой? – он помог мне забраться в машину и плюхнулся за руль.
- Агаа!
- Как дела-то?
Мать не дав мне сказать, громко проговорила:
- Да нормально у него дела, вот день назад только отошел.
- Ну и хорошо!
Дядя переключил ручку скоростей и машина покатилась… Домой.
Только дом ли это?
***
Укутавшись пледом, я ютился на кровати, краем глаза наблюдая за происходящим на экране телевизора. Дверь комнаты была слегка приоткрыта. Через щёлочку уже успел расползтись приятный запах жаренной курицы. Лениво потянувшись, я слез с постели и пошёл пробовать блюдо. Мои вкусовые рецепторы всё еще парализованы, но аппетит более менее проклёвывался.
Ну что сказать? Первый курс химиотерапии – это самое ужасное в жизни испытание. Организм будто повергается в шок от убийственных свойств препаратов и всеми силами старается защититься. И вот теперь, пытаясь восстановить те силы, я с оцепенением представляю себе следующий курс. Такие процедуры делают из вас овоща. Что бы там не было написано в заумных буклетах о раке – всё ложь. Не хочется никого пугать, но это действительно тяжело, больно и долго. Но! В жизни не бывает простых путей, это иллюзия. Нужно взять себя в руки и, сжав зубы, пройти этот ад!
Я уселся на кухне и начал жевать первый попавшийся под руку овощ. Ничего не чувствую! Такая особенность открыла во мне желание питаться продуктами с яркой вкусовой гаммой: кислое или острое. Из-за диеты, конечно, это сделалось едва возможным.
Увидев мой озадаченный взгляд, мама отвлеклась от готовки:
- Так и не чувствуешь вкуса?
- Неа, ничего…
- Надеюсь скоро пройдет… — она снова отвернулась, но, что-то вспомнив, заговорила — Как там в школе дела? Общаешься с кем-нибудь?
- Только с Кристиной.
- Говорила что-то про учёбу?
- Ничего интересного…
- Ты же в курсе, что в больнице тоже есть школа?
Я закатил глаза.
- Какая ещё школа?
- Мне сказала мама одной из девочек в стационаре, что каждый день в коридор приходят учителя и занимаются с подростками, учиться то надо!
- Ну начинается… — я уперся лицом о прохладную стену и с недовольством продолжил жевать.
- Что? Тебе экзамены сдавать вообще-то. Сам готовиться что ли будешь? Нужно обязательно узнать, как приедем туда.
- Ага, узнай.
Не то, чтобы я был прогульщиком и ненавистником школы.. Но мне очень трудно было представить, как при таком состоянии можно что-то понимать и тем более учить. Парой отдышаться не успеваешь между приступами тошноты, а тут ещё и книжку в руки брать! Ну что за бред, а?
Без особого желания я доел овощи и пошёл обратно в свой кинозал.
К вечеру состояние преобразилось. Кстати, волосы куда интенсивнее стали ретироваться с моей головы и поэтому мы решили от них избавиться насовсем. Дядя поставил на середине комнаты стул и приготовил машинку для бритья. Под всеобщие вопли и смех, я вышел из комнаты и обмотал тело простыней. Железная молотилка зажужжала над ухом, срезая клочья моей прекрасной прически. Жаль! Родственники подшучивали во время процесса стрижки, даже на лице матери появилась ехидная улыбка. Я уверен, что они не со зла, но это не отменяет факта неуместности ситуации. Очень грустно, когда ты превращаешься в лысого, сморщенного дяденьку. В этот момент переполняет куча эмоций и большинство из них негативные. Самооценка падает кирпичом на дно… Это раздражает и эмоционально травмирует. Злоба пробежала по венам, но удалось ограничиться крепко сжатыми кулаками.
Довершив дело, все разбрелись по своим делам, оставив меня наедине с зеркалом. Видок так себе! Смахивал на авторитета из девяностых на больничном. Чуть позже в голову пришла мысль об обещании позвонить другу. Отыскав в квартире укромное местечко, я быстро нашел нужный контакт. Послышались гудки.
- Да.
- Привет.
Удивленный, уставший голос пробормотал:
- Макс? Ты куда пропал?
- Да у меня совсем всё плохо оказалось с этой историей… – неуверенно бормотал я.
- Какой?
- Ну то, что нашли у меня тогда… в Тюмени. Это оказался рак.
Собеседник вздохнул. Немного подумав, я продолжал:
- Говорят, что нужно пройти несколько курсов химиотерапии и сделать операцию. В Тюмени вообще хотели ногу мне откромсать. Московские врачи хоть гарантии дают.
- Долго ты там пробудешь-то? – его и без того уставший голос поник окончательно.
- Да не знаю… Год, а то и больше.
- Хреново… а что не отвечал то? – Ден старался держаться как обычно, но в обыденных словах четко прослушивался его страх.
- Самочувствие тут совсем плохое, да и настроения как-то нет разговаривать…
- Понятно…
- Скучно. Целыми днями лежу на кровати, никуда не сходить. Нога ещё болит иногда… Короче не буду тебя грузить. Постараюсь больше не пропадать…
- Ну ты давай крепись… Пиши! Макс, я всегда готов помочь, ты только скажи…
- Ладно, давай… пока.
Экран телефона потух. Я достал листик и начал писать.
Секретничать не буду! Вот уже три года, как сочиняю музыку. Для меня всегда это служило способом излить душу, удобно! Ты вроде как выплёскиваешь весь океан личных эмоций наружу, но успеваешь его посредством рифм и нот преобразовать во что-то более менее достойное. Меня бросали девушки, я заваливал контрольные и просто когда всё рушилось – музыка вытаскивала. Сейчас проблемка серьёзнее, но попробовать стоило.
Скурпулезно выкраивая текст, я черкался на мятой бумажке и вновь выводил слова:
“Город. Слякоть, пустота;
Горечь. Бегство в никуда;
Небо. Слезы. Мысли те;
Что напомнят о тебе.
Вечер. День и тучи снова;
Голос. Нежность с полуслова;
Понимание, любовь;
В жилах рвущаяся кровь…”
Выпустив таким образом пар, я спрятал стих в тетрадь и, вдохновившись появившимися мыслями, позвонил Крис. Это ведь прекрасно, когда есть любимый человек, который верит и ждёт тебя..
Сентябрь, бушующий дождями и грозами, кажется стих. Солнце, словно застенчивая дама, всё чаще, неуверенно, подсматривало сквозь жалюзи. Неделя пролетела и, сжав в кулаках руки, я готовился спуститься во второй круг ада.
___________________________________