ГИТР-ИНФО продолжает публикацию книги Макса Елина, студента звукорежиссерского факультета Института кино и телевидения (ГИТР). Предыдущие главы:
Глава 1, Глава 2, Глава 3, Глава 4, Глава 5, Глава 6-7, Глава 8, Глава 9.
Глава 10
Завтракаю. Загрузили на коляску, едем делать пункцию. Больно. Читаю. Обедаю. Разрабатываю ногу. Больно. Читаю. Заменили старый катетер на новый. Больно. Читаю. Ужинаю. Сделали укол. Больно. Больно. Больно. Сон.
Мои будни теперь цикличны. Пробираться через тернии к звездам не всегда увлекательно и весело. И вы застряли тут со мной, в этом безнадежном мире монизма, конечной точкой которого непоколебимо выступает боль.
Прошло несколько недель с той губительной операции. Я очень стараюсь выполнять каждое задание по реабилитации и сегодня перешагну на новый уровень. В прямом смысле! Сегодня я встану на ноги. Это событие походило на запуск ракеты в космос. Отец снимал меня на камеру, Наталья Павловна командовала, а сожители с интересом наблюдали. Для первой пробы мне выдали ходунки. Я с готовностью встал с кровати на здоровую ногу и с боязливостью опустил вторую. Вцепившись в ходунки, в голове образовался барьер. Кажется, я боюсь наступать на ногу. Это чувство достаточно трудно описать. Вроде как я готов, хочется сделать шаг, но какая-то часть меня протестует. В максимальной сосредоточенности, делаю усилие и в последний миг руки хватаются за ходунки. Черт! Да что со мной? Ещё попытка и опять осечка!
- Не переживай. Это пройдет со временем. – Твердый голос Натальи Павловны смягчился.
Причина такого провала была мне ясна — боль. Мне страшно снова почувствовать боль. Её так много появилось в моей жизни, что я на механическом уровне отстраняюсь от любой ситуации, которая может в последствии вызвать эти неприятные ощущения. Всю последующую неделю приходилось бороться с внутренним трусом, отказываться от любых нерешительных мыслей. Когда переломный момент всё-таки настал, я ощутил себя безрассудным дикарем, который бросается с голыми руками на свирепого медведя.
Каждая черточка лица приобрела воинственный характер. Зубы так сильно сжались, что послышался хруст.
Я сделал шаг. Короткий болевой импульс проскочил через всё моё тело. Я не зря переживал, это и впрямь больно, но терпимо. Ещё шаг. Теперь мне понятны ощущения космонавтов, которые впервые ступают по неизведанной поверхности Луны. Понимаю родителей, которые гордо заявляют, как их совсем ещё крохотный ребенок научился ходить. Это что-то из разряда невозможного, немыслимого. Весь мир у твоих ног. Люди и представить себе не могут, какую цену имеет эта возможность – чувствовать твердую почву под ногами. Все прожитые мной годы были ничто, мелкие достижения. И теперь они разрушены, всё придётся начать сначала. Начать с неуверенных шагов по обломкам прошлого.
Когда занятия закончились и отец вышел с реабилитологом в коридор, я с чувством гордости сел на кровать. Из моих сияющих глаз полились слёзы. Опять хочется кричать. Я постарался перестать плакать, но от усилий всё тело наполнилось тяжестью, перекрыло дыхание. У меня получилось!
Вечером я в обычной задумчивости сидел в холле. Солнце уже давно зашло за горизонт и улицы опустели. Только визг проезжающих изредка машин нарушал тишину. Детей сегодня в общей комнате нет. Я достал свой потасканный блокнотик, страницы которого были исписаны стихами и прочей ерундой. Хотел написать что-то грандиозное, но в то же время личное. Стихотворение? Или может песню? Пройден серьезный путь и хочется поделиться этим, но не с друзьями, близкими или психологом. Они не поймут, у них есть свои представления и иллюзии. Они захотят ответить или поддержать, а мне не нужна поддержка в этом деле. Нужен лишь безликий собеседник, который может быть и вовсе не обратит внимание на мой душевный порыв.
На листках образовались слова. Это был текст песни, но одной песней я ограничиваться не думал. Я решил сделать музыкальный альбом о том, что видел. Конкурс, на который я записывал материал, теперь закончен, победы конечно нет, но есть опыт. В моей голове этот альбом представлялся записками на волю, криком узника в холодную, безответную решетку клетки. Раковой клетки.
***
Под руководством моей наставницы я сам покинул приделы палаты! Да, мне удалось уйти не так далеко и при помощи ходунков, но для меня это огромное достижение. Мой внутренний фитиль загорелся и апатия сменилась трудолюбием. Подобно боксёру, я готовился к своему важнейшему бою. Ранним утром в коридорах звучал скрип моих ходунков под аккомпанемент тяжелых вздохов. Физические усилия сменялись умственными. Я терпеливо корпел над книгами и зубрил терминологию. Под вечер устраивался в углу зала и писал стихотворения, которые должны были стать текстами полноценных песен.
Я и не заметил, как пролетела неделя, а явившаяся Наталья Павловна обменяла мои ходунки на костыли. Новые страхи и сложности опять свалились на голову. Казалось, что я сделаю шаг, нога не выдержит и последует падение. Конечно, получилось справиться и с этим, но максимально наступить на ногу я всё ещё не мог. Жалость, боязнь резкой боли и падения – вот мои личные всадники апокалипсиса.
Давааай! Хватит жалеть себя! Тоже мне мужик! – Вопила названная начальница, следуя за мной по пятам.
Так я обошел весь этаж больницы. Оказывается, если лежать несколько месяцев без движений, то мышцы атрофируются не только на пораженной конечности. Вот это новость! Под конец занятий боль охватила всё тело.
После одной из таких тренировок, Зулия Аримовна позвала меня в процедурный кабинет, чтобы снять повязку. Я первый раз вижу свой шрам после операции и он огромен. По всей ноге тянулась широкая, розовая полоска, которую пересекали более маленькие. Походит на застежку! Докторша чем-то смазала шрам и начала меня допрашивать.
- Ну как себя чувствуешь? Научился ходить-то?
- Хорошо. Как видите! Я ведь сам пришел в процедурную к вам! – С гордостью заявил я.
- Молодец какой. Когда уже без вспомогательных средств-то ходить будешь? – С насмешкой кинула она.
- Надеюсь, что скоро.
- А твой папа про меня ничего не говорил? По больнице ходят какие-то слухи, что я недостаточно хорошо с вами обращаюсь. – Я задумался. Откуда она знает? Неужели среди родителей завелся разведчик?
- Нет – Сухо произнес я, – Мы хорошо к вам относимся.
Врач всё с той же насмешкой слушала мои оправдания, но ей быстро наскучил наш диалог.
- Ну-ну! Ладно, смотри мне! А то откажусь тебя лечить и будешь сам заканчивать реабилитацию. Или вообще отправлю вас обратно в родной город. Пусть там тебе делают химиотерапию! Иди.
С подпорченным настроением я вышел из кабинета и направился в палату. Отец размешивал растворимый кофе, громко звеня ложкой. Когда я пришел, он сделал глоток и уселся на край кровати.
- Ну как про…
- Ты что-то знаешь про сговор против Зулии Аримовны? – перебил я его.
- Сговор?
- Да! Она сейчас меня отчитывала по поводу того, что мы недолюбливаем её. Откуда она знает вообще?
Отец какое-то время размышлял, почесывая голову.
- В праздники мы собирались с другими родителями и обсуждали жалобу. – Уверенно зазвучал его голос.
- Жалобу?
- Да. Мы хотим написать жалобу её руководству.
- И что это даст? Вы адекватные вообще?
- Даст! Мы добьемся её увольнения! – Он говорил с той же уверенностью.
- Ты добьешься того, что нас как собачонок погонят отсюда! – злобно прошипел я.
- Максим, взрослым виднее.
- Ага! А как же! Вам всегда всё виднее. Брось эту идею, говорю тебе.
Мы обменялись презрительными взглядами и разошлись по своим делам. Чем они вообще думают? Взрослые! Тоже мне!
Каждая неделя начиналась с нового открытия. Я потерял счет времени, но наверняка знаю, что уже почти месяц болтаюсь в замке. Костыли, которыми я овладел в совершенстве, теперь мирно пылились в углу. На их смену пришла трость. Да! Такой вот пусть становления! Из трясущегося, неуверенного доходяги я превратился во что-то более вразумительное и стойкое. Чаплинской походкой я блуждал по тесным коридорам, крепко сжимая в руке трость. Встречные врачи и медсестры хвалили приобретенные мною навыки. На этом, можно подумать, реабилитация заканчивается, но… Я всё ещё не могу наступить на ногу в полную силу! Боязнь настолько впилась в мысли, что я оставил всякие попытки. Один из тусклых ноябрьских вечеров всё изменил.
Когда больничная суета совсем стихла и все пациенты готовились ко сну, я вышел прогуляться. Приходилось брать костыли, потому что трость не вызывала должного доверия; не могла посодействовать в случае падения. Остатки света едва проникали в коридор. Лишь моя забавная тень барахталась на стенах. — Шаг, ещё шаг! Да что за! – по холлу пролетели ругательства и я продолжил испытания. – Ну! Ещё! Ааааа! Почему же я не могу наступить! — Я сделал ещё несколько попыток и присел на ближайший стул, чтобы набраться сил. Глубоко вдохнул, встал и снова двину вглубь блока.
Ну всё! Теперь я точно готов! Плевать! Будь что будет! Не привыкать к боли. – Ослабив руки, я отпустил костыли и твёрдо наступил на ногу. Весь вес тела переместился на неё и я встал. Крепко. Я опустил костыли на пол и сделал ещё шаг. Сам. Без помощи и поддержки. Я стоял по середине коридора. Всё тот же тусклый свет падал на мою грандиозную в этот момент фигуру. Костыли валялись по разным сторонам от меня, будто мечи воина, который закончил свой последний бой и поспешил от них избавиться. Лицо напряженно устремлялось в даль. Я вдруг взорвался смехом. Истерический смех лился из меня, кажется, бесконечно. Я сошел с ума, определенно. Глаза дико моргали, словно в такт трясущимся губам. Можно было подумать, что я пациент не онкологической клиники, а психиотрической! Вот же ирония.
Руки потянулись за костылями и вот я уже на пороге палаты.
- Смотри! – Обезумевши обращаясь к отцу, я выкинул костыли и не дав ему пикнуть сделал несколько шагов.
- Я хожу! Сам!
***
Никогда не относился к природе с восторгом, как это любят описывать в книгах классики. Деревья и деревья! Ветерок и ветерок! Что в этом такого упоительного? Мне сложно понять. Но теперь я как в дурмане стоял в ста метрах от замка и мои серые глаза жадно рыскали по улице. Я всматривался в каждое дерево. Вдыхал свежий воздух, который действовал на меня как опиум. Опьянённый, я покачивался и кривил улыбку. За моей спиной грозное здание замка напоминало человека, который сгребал руками-блоками всю местность и в мертвой хватке пленники умирали. Отец подскочил с тремя рваными сумками ко мне.
- Ты чего без трости? На, возьми! Ещё скользко, не надо рисковать.
- Хочу сам идти.
- Успеешь ещё! Идём!
По ноге маленькими разрядами пульсировала приятная боль от усталости. Я радовался каждому шагу, как маленький ребенок. Старый-добрый пикап дяди уже дребезжал мотором на парковке. Сегодня наш маршрут не совсем обычный. Мы едем домой. Реабилитация практически завершена. Мне ещё предстоит вернуться в больницу, чтобы продолжить капать химиотерапию, но пока можно вздохнуть спокойно. В запасе две недели, которые я проведу в стенах родного дома с любимой девушкой и друзьями.
Автостраду сменили железнодорожные пути. Здание вокзала насыщено шумами. Отстраненные москвичи бегали по платформе, задевая чемоданами себе подобных, ругаясь и размахивая руками. Невнятный голос объявлял что-то по громкоговорителю и стадо цивильных людей бросилось на лестницы, сбивая всё вокруг. Мы подождали пока ажиотаж спадет и поспешили к своему вагону. Это были жестянки болотного цвета с потрескавшимися от времени красными буквами. Маленькие дверцы жестянок заслоняли весьма колоритные проводницы, будто бы сошедшие со строк гротескных романов. Завидев необычного пассажира, одна из них начала суетиться и помогать мне забраться по маленькой, но одновременно опасной лестнице отеля на колесах.
Наши поезда не самые комфортные. Ещё с детства запомнил эти твёрдые койки, душные проходные и свисающие с верхних полок ноги. Попадая в эту ходячую усыпальницу чувствуешь себя отрезанным от цивилизации, дикарем, который довольствуется только раскинувшимися пейзажами, что мелькают за мутным окном. Но на этот раз мне предстояло приятно удивиться. Наше купе оказалось необычным. В таких размещали людей с ограниченными возможностями. Просторная комната с двумя большими кроватями. Кондиционер, маленький телевизор, холодильник и даже личный туалет в соседней части вагона. В таких условиях и неделю можно болтаться!
- Ну что, вы довольны, ваше высочество? – Подтрунивая меня, язвил отец.
- Конечно!
- Пишешь какие-нибудь песни-то сейчас?
Я оглядел свои руки и поднимая голову многозначительно кивнул.
- Какие?
- Хочу про больницу написать альбом. Большой сборник песен, в котором расскажу всю историю без прикрас. – Задумчиво произнес я.
- Здорово! – Он с гордостью посмотрел в окно и продолжил. – Нужно сделать диск! Сделаем тираж дисков! – добавил он.
- Да кому это надо. – Мой голос звучал недоверчиво и вяло. – Ты думаешь, я звезда что ли какая-то?
- Какая разница! – прикрикнул он. – Ты ведь душу в это вкладываешь, это твои переживания. Люди должны об этом знать.
- Может быть да.. а может и нет.
- Да точно тебе говорю. Твои стихи трогают за живое, они настоящие. Простые и понятные мне, например. – Отец продолжал настаивать.
- Ну это тебе! Ты мой папа. Для тебя любая моя дрянь — шедевр.
- Нет! Я многим показывал твои песни, всем нравится.
- Кому всем-то? Это просто снисхождение. Они из жалости так говорят.
- Нет же! Почему ты мне не веришь? – Прежняя детская невинность проскользнула в его глазах.
- Да верю-верю. Давай сделаем это, но я всё равно не уверен..
- Всё получится! Ты молодец!
Двухдневная поездка завершилась под металлический треск тормозов поезда. На перроне нас встретила мама со слезами на глазах. Одно мгновенье и я дома. Мне и не верится в это. Скажу честно, мне вообще не верилось в то, что я буду жить. Обстоятельства убивали всю веру. Но теперь я сидел на своём стареньком уютном диване, в своей старой, уютной комнате. А вы верите?
***
- Ээээй! Дай обниму тебя! – Юля зажала меня в мертвой хватке и громко рассмеялась – совсем силы растерял что ли? Слабааак!
- Да уж, попробуй этой дрянью столько времени колоться! – Засмеялся я в ответ.
Моя подруга жила в соседнем подъезде с мамой, бабушкой и маленькой лысой собачонкой. С тех пор, как она первый раз навещала меня в больнице, нам так и не удавалось свидеться. Она совсем не изменилась. Всё те же веселые глаза с хитринкой и длинные, блестящие волосы. Юля уже несколько лет как превратилась из неловкой девчонки в статную, женственную особу, руки которой добивался каждый третий парень. Но расчётливость и светлый ум не давали шанса простакам, а другие и вовсе боялись подойти к ней. Для меня в этот момент она была чем-то удивительным. За эти месяцы, проведенные в больнице, девушки представлялись бледными и невзрачными, без прекрасных, развивающихся волос, которые безжалостно забрала болезнь. И теперь, оглядев подругу, я невольно остолбенел от такого контраста.
- Что новенького? – мой голос прозвучал робко, вызвав её улыбку. Да, ваш покорный слуга вовсе позабыл, как общаться с живыми людьми из другого мира. Пришлось даже нацепить на свою лысину шапку. Комплексы нещадно сидели внутри меня. Я неестественно жестикулировал и глупо озирался по сторонам, будто бы в поиске помощи.
- Учусь! На днях произошел такой случай интересный – хитро выпалила она.
- Ну, так вперед!
Юля всегда увлекалась рисованием и вот, когда выдалась возможность, она пересела со школьной парты прямиком на низенький стул у холста с красками. Её творческое начало пробилось наружу и пути назад не предвиделось.
- Так вот! Один из наших преподавателей – художник. Старый, морщинистый доходяга с непревзойденным вкусом. В последнее время он начал предлагать нам ему попозировать. Многие соглашались, но мне как-то было всё не до этого. А буквально неделю назад решила дать своё согласие. Сначала всё шло хорошо, но потом старый хрыч многообещающе на меня посмотрел и предложил обнажиться! Представляешь?
- Так, ага. И где я теперь могу купить эту картину? — Еле сдерживаясь взвизгнул я.
- Вот засранец! – Она в голос засмеялась и продолжила. – Я его конечно послала, но поразило больше всего не это. Поразило то, что некоторые девочки с других курсов довольно часто к нему захаживают и видимо дают возможность удовлетворить старческие, похотливые желания!
- Вот это институт!
Мы в очередной раз залились хохотом.
- А ты что нового мне расскажешь? Как учеба?
- Готовлюсь! Начал много читать из-за этого. Литературу вот сдать надумал! – с вызовом сказал я.
- Ого! И что читаешь? Я тоже в последнее время увлеклась романчиками.
- Да пока школьную программу, но хотелось бы немного сменить вектор. Я как-то наткнулся на “Божественную комедию”, слышала о такой?
- Конечно! – Сказала она.
- Вооот! Хочу её прочитать. Мне кажется, содержание этой книги очень хорошо охарактеризует моё пребывание в больнице – иронично произнес я.
- Что мешает? Я как раз завтра еду в магазин книжный. Давай и тебе прихвачу?
- Договорились!
Мы ещё какое-то время дурачились и не заметили, как стрелка часов оказалась на одиннадцати. Так и распрощались с условием увидеться ещё раз на днях.
***
Я расстался с девушкой! Удивительно, не правда ли? Несколько месяцев я терпел её наплевательское отношение, но тешил себя надеждой, что по приезду всё изменится. К сожалению, ситуация только усугубилась. Мне пришлось уговаривать её приехать! Голос на другом конце телефона звучал холодно.
- Я не могу. У меня учеба и завтра обещала с подругой встретиться.
- С подругой? Ты прикалываешься? С какой к черту подругой? – Взвыл я от злости.
- Максим, успеем ещё встретиться, успокойся.
- Успокоиться? Я думал, ты скучала!
- Я и скучала. – Сухо заметила она.
- Ложь! Бред! Что с тобой не так? Твой парень болеет гребаным раком! Раком! Понимаешь? Или ты ничегошеньки не понимаешь? Меня не было полгода! А ты мне втираешь про подруг своих! Включи мозг!
- Не надо оскорблять моих подруг. – Голос звучал всё так же сухо.
- Ты меня оскорбляешь! Мои чувства оскорбляешь! Почему я должен бегать за тобой и упрашивать о встрече? Я! Почему я? Ты каждый день виделась с подругой, видела её морду в школе, в долбанном кино, на прогулках!
- Прекрати.
- Знаешь что! Я всё понял! Тебе эти отношения не упали! Ты жалеешь меня и не можешь в этом признаться. Жалость тебя держит в этих отношениях. Но я живой человек! Не псина! Меня не надо жалеть.
- Думай что хочешь.
- Да пошла ты к черту! И жалость свою засунь подальше!
Раздались гудки. Я был в не себя от злости. Меня как будто растоптали, унизили. Она даже не переживает, не волнуется. О чем я только думал? Ещё с самого начала было понятно, что наши отношения подошли к концу. Этот союз удержался на плаву только благодаря ситуации с больницей. Зачем люди так поступают? Для чего? Они думают, что таким образом дают надежду, но с другой стороны это выглядит как одолжение. Да, раз уж ты тут умираешь, то я ещё с тобой повстречаюсь.
В отчаяние, я набрал на телефоне номер Дена и тот не заставил долго ждать.
- Только про тебя вспоминал! – крикнул он. На фоне звучал какие-то невнятные шум и ему приходилось надрывать голос, чтобы нормально выговорить слова.
- Когда тебя ждать-то? – Я кричал в ответ, пытаясь его передразнивать.
- Сегодня! – в телефоне что-то пшыкнуло и он бросил трубку.
Вот это скорость! Ну, любви не удалось сыскать, хоть дружба осталась.
Вечером я остался дома совсем один. Родители уехали на дачу, а друг вот-вот должен был постучать в дверь. Час назад он перезванивал и выслушав мою плаксивую историю о потерянной любви, что-то булькнув про замену. Замену! Что он надумал? Ещё через пятнадцать минут на телефоне блеснуло сообщение: “Я еду с девушками! Готовься!». С девушками! Так и знал, что он это просто так не оставит.
Энергия забурлила во мне. Пришлось по быстрому принять душ и накинуть первые попавшиеся вещи. Я подошел к зеркалу и обомлел. Уродец! Отражение напомнило очевидное – сейчас Максим не в лучшей форме. Всё та же лысина, бледная кожа и эти страшные, сиреневые круги под глазами. Исколотые руки дряхлыми ветками свисали по бокам. Серый и пустой взгляд выражал только разочарование в жизни. И кому такой может понравиться? Свежевыглаженная футболка свисала с костлявого тела. Ну живой труп, не иначе! Немного помедлив я махнул рукой и стал ждать гостей.
Раздавалось кваканье домофона. Погладив рукой свою лысую голову, я ещё раз глянул в зеркало, разочаровался и стал ждать. На нижних этажах послышались разговоры, эхом гуляющие по подъезду. Между пролётами виднелись человеческие фигуры. Я выглядывал из щелочки двери, как испуганный, лысоватый суслик из маленькой норки. Ден поднялся раньше своих спутниц и крепко сжал меня в дружеских объятьях. Щеголеватая одежка, как всегда, придавала ему максимально солидный вид. С левой руки свисал массивный золотой браслет, а на ногах красовались белоснежные кроссовки. Мой друг всегда казался мне человеком, который всё время старается прыгать выше своей головы. При чем происходило это показательно, в таком образе покоился его стержень. Человек – слово. Человек – дело. Так можно было охарактеризовать его феномен, дающий в какие-то моменты осечку.
- Черненькая — моя! – Со смехом заявил Ден .– Я тут взял немного выпить, ты будешь?
- Вряд ли, я не так давно химиотерапию проходил… — Начал было я рассказывать, но тот перебил.
- Всё, понял! Поэтому, взял тебе содовой!
- Где ты это добро нашёл-то?
- В магазине!
- Да я про девушек! – Кривя улыбку, поправлял я его.
Ааа, да черненькая – моя одногруппница, а вторая – подруга её. – Он говорил и одновременно хозяйничал, раскладывая покупки.
Девушки, которые всё это время курили на лестничной клетке, с осторожностью отворили дверь квартиры и тихонечко пробрались в зал, быстро представившись. Подругой черненькой оказалась миловидная девочка маленького роста – Женя. Ден расставил выпивку на стеклянном столике моего уютного зала и выкрутил на максимум музыку.
Приглашенные им гости являлись противоположностью друг-другу. Одна громко смеялась, много выпивала и звонко поддерживала общий диалог, а вторая мирно съёжилась рядышком со мной на диване, изредка делая пару глотков напитка. Праздничная атмосфера окончательно вытеснила мою застенчивость и придала чуток уверенности. Я начала задавать какие-то отвлеченные вопросы Жене, но из-за музыки практически не слышал ее ответов. Так продолжалось несколько часов, пока Ден не вывел из комнаты свою спутницу. Обстановка снова накалилась и комплексы замаячили внутри меня.
- Как думаешь, долго они ещё? – Наивно прозвучал голос Жени.
- Сомневаюсь, что они вернутся.
Женя опустила свою голову мне на плечо. Внутри неё, казалось, уживались две личности: мирная, прилежная девочка и бунтарка, готовая к любым приключениям. Её рука, которую точечно заполняли неказистые татуировки, скользнула по моей исхудавшей груди. Мое кроличье сердце стучало с поразительной живостью. В животе появился тяжелый груз, а комната перед глазами поплыла. Женя подняла голову, несколько секунд всматривалась в моё бледное лицо своими большими, изумрудными глазами и осторожно приближаясь, поцеловала меня.
В этот день, час, секунду, я почувствовал себя живым человеком. Факт того, что какая-то девушка могла счесть меня достойным внимания, перевернул мой мир. Комплексы песком осыпались по устойчивому граниту моей самооценки. Все эти месяцы я ощущал себя отвратительной тварью, живым мертвецом. Отношение моей, уже бывшей, девушки окончательно добивало мужское эго, но теперь всё изменилось. Сильная сторона Максима пробудилась из спячки, поднялась с колен. Я точно такой же, как все! Нормальный парень! Мужчина!
***
Одна встреча сменялась другой. Друзья каждодневно посещали меня, разбавляя мир книжных романов. Конечно, было весело и интересно первое время, но потом возвращается осознание того, что я по-прежнему нахожусь в клетке. Да, теперь эта клетка – дом, здесь уютно и есть возможность насладиться тишиной, но однообразие утомляет. Хочется свободы. Женя почти каждый день заявлялась ко мне. Я до конца не понимаю, зачем всё это, для чего… Может быть искал в ней какое-то подтверждение того, что остался таким же, как и раньше. Или может строил из себя проповедника, что хочет наставить на путь истинный? Кто его знает! Она постоянно сбегала из дома, ссорилась с родными и бесконечно пила. А в последнее время и вовсе заговорила о легких наркотиках. Искренне не понимая её, я с каким-то снисхождением закрывал на события глаза. Плевать. Сейчас я уеду и эта непонятная история закончится.
Когда поезд, обремененный грузом в виде меня, мчал в мегополис, дождь исподтишка барабанил по металлической обшивке. Я на секунду усмехунлся. Каждый раз дождь!
Ночь. Хлипкие постройки родного города мелькали в маленьком окошке. Одиночество. Неужели я опять один? Это как сделать глоток воздуха и вновь затаить дыхание. Кто бы меня не окружал, всегда один. Это трудно передать, трудно прочувствовать, если не пережил лично. Апатия отозвалась в полной мере. Я вчитывался в описания ада Данте, иногда посмеиваясь над схожестью моих представлений реального мира. Я спускаюсь всё ниже и ниже по строчкам.
Мы ехали в том же поезде, потом на той же машине и оказались в той же палате. Или я просто не обратил на всё это внимание. Решайте сами.
Утром следующего дня мы с мамой ждали Зулию Аримовну, но та не объявлялась. А замок не изменился. Да и вообще должен ли он меняться? Мать искала нашу запамятовавшую докторшу и наконец, привела в палату. Её квадратное лицо с отвращением уставилось на меня.
- Я не буду вас больше лечить. Вам придётся найти другого врача. – как-то торжественно и в то же время грубо объявила она.
- Почему? – удивилась мать.
Спросите у своего папочки! – Докторша в последний раз скривила мерзкую улыбку и вышла вон из палаты под умоляющие вопли родительницы.
Видимо, отец и ещё несколько других предков всё-таки составили жалобу, которой главный врач подтерся, заодно донеся на нас виновнице торжества. Мы и ещё несколько детей были объявлены врагами народа. Медсестры нехотя помогали, а доктора обходили стороной. Оставалось несколько курсов химиотерапии и приходилось справляться в самоволку. Лекарств, по чистой случайности, для меня не оказывалось. Родители вязли в кредитах.
Мне многое трудно понять в этом мире. Например, как можно сводить личные счеты в таком месте? На кону детские жизни, а докторишки уподобляются своему эго, строят из себя обиженных. Где их профессионализм? Это ведь дети. Почему они должны платить за ошибки родителей? Платить жизнью. Меня тошнит от всего этого. Тошнота и правда подступила. Мать суматошно начала искать тазик…
Знаете, а я ведь получил в каком-то смысле свободу. Ночью, когда блок превратился в сонное царство, я выскользнул из палаты и решил прогуляться. Темные проходные с редкими полосками света завели меня в переход. Тот самый стеклянный переход, который вёл в главную башню замка.Несколько стекляшек оказались открыты, поэтому свежий, ночной ветерок тоскливо подвывал, пока его единственный слушатель грузным взглядом копался в окружении улиц. Мне было хорошо. Я присел на маленькую, тёплую батарею. Жизнь – сложная штука. Сегодня ты в полном порядке, у тебя всё получается и друзей хоть отбавляй, а уже завтра колесо сансары делает несколько оборотов и мир переворачивается с ног на голову. Ты теряешь всё. Придётся всё начинать сначала. И вот, удрученный и раздавленный, сидишь и стараешься понять. За что? Или почему? Что делать дальше? Миллионы вопросов всплывают в голове, но ответов нет. Как всегда их нет. Нету и тех, кто мог бы тебя понять. Да, эти люди – близкие, они наводят панику, пляшут вокруг твоей проблемы в неистовом танце, но они не могут ей проникнуться точно так же. Не могут прочувствовать весь колорит боли. Из-за этого ты ощущаешь себя одиноким. Ты отстраняешься от этого мира и даешь отсрочку. Нужно подождать, обмозговать, что делать дальше, но времени нет. Времени всегда катастрофически не хватает. И ты строишь заново. Пазл за пазлом, деталь за деталью. Ты надеешься, что старания не напрасны и этот замок из песка не рухнет. Кричишь и плачешь от незнакомых тебе чувств. Потом, словно целый океан окатывает тебя солёной, едкой водой. Ты приходишь в себя и живешь дальше. Молча, стиснув зубы, будто этого мира, этих обломков твоего мира и нет вовсе.
***
Эндопротез дал сбой. Я по прежнему разрабатывал ногу и упорно занимался даже лёжа на кровати, много ходил и старался не сдавать позиций. В одну из таких тренировок я согнул ногу и не мог её больше разогнуть. Мы в этот же день сделали снимок и выяснили, что причиной данного события стала поломка металлической штуковины внутри меня. Один из болтиков открутился и попал в коленный сустав. Я сломался, подобно велосипеду. Открутился болтик. Разве не смешно звучит? Маниакальный смех звучал в голове. Я не могу в это поверить! Просто не могу. Сколько раз надо мной ещё будут издеваться? Я чертов акробат, который мечется по узенькой нитке под куполом цирка. Делает шаг и эта ниточка становится гранью. Гранью между моим здравым смыслом и окончательным помешательством.
Информацию о дальнейших действиях мы получали урывками. Зулия Аримовна с издёвкой наблюдала за происходящим, изредка давая несколько маленьких наставлений. Я узнал, что мне предстоит операция, ещё одна. Страх, отчаяние, тревога – их больше нет. Есть только смирение, осознание безвыходности и бессмысленности протеста. Отрицание сродни глупости, а злоба доставляет лишь эмоциональные убытки.
Не бойся тьмы, хоть и страшна на вид.
И я не боялся.
Больше ничего не пугало меня. Операция сделалась бытовым событием. Меня прооперируют и это значит не больше, чем выпить кружку горячего чая ранним утром.
Я теперь ступал не по ненадёжному болоту, которое могло в любой момент заграбастать своего гостя на самую глубину, нет. Я ступал по твёрдой почве, по натоптанной тропинке, которая была мне знакома. Если бы вам однажды сообщили, что следующий год вы будете раз в день испытывать боль, вы бы испугались? Скорее всего только поначалу. А что потом? Потом та самая обыденность. Вы готовы к этой боли и перестаете акцентировать на ней внимание. Это нормально, обычно.
Такая убийственная идеология сидит во мне. Она грызёт изнутри, объедает остатки моих чувств и эмоций, делая равнодушным снаружи.
Силуэт в белом халате отвёз моё тело в серебрянную операционную. Бесцветные пары проникли по маске в нос и нагнали дрёму. Очнулся я в белой палате, на своей коричневой кровати. Мать заменил отец. Он волновался, но понял, что не стоит. Так шли дни. Эти дни были разные, но светлых, белых было больше. Я вернулся к учебе и серым книжкам. Повторял тренировки, вновь вставал на свои две. Костыль с фиолетовой ручкой помогал в этом. Люди приходили и уходили. Я не запоминаю лиц, кажется, всё меняется.
Время пролетело незаметно. Работа над когда-то сомнительным альбомом, в который вкладывались мои поверхностные взгляды, теперь подходила к концу. Я обратился к музыке в последний раз за помощью. После очередного курса мы поехали на студию.
Хватит меня испытывать
Я давно и всем уже всё доказал,
Лучше глаза себе выколоть,
Чем увидеть тот мир, что ты мне показал.
В пропахшей потом кабинке звукозаписи я выплеснул накопившееся переживания. И когда старенький пикап мчал по улочке с облысевшими деревьями, я очнулся и осознал две вещи. Первая – мы едем домой. Вторая – кажется я пуст, совсем пуст.
Продолжение следует…