И снова «Говорит Москва»! Уже несколько лет на уютной «Новой сцене» МХТ им. А.П. Чехова идет моноспектакль режиссера Даниила Чащина, названный этим легендарным словосочетанием. Он имеет двойной фундамент: поставлен по оригинальной пьесе Юлии Поспеловой, которая, в свою очередь, постаралась переработать автобиографический роман «20 писем другу» Светланы Аллилуевой – дочери Иосифа Сталина.
Режиссер говорит, что постановка эта не для массовой сцены. И что часто он ищет именно камерный, почти «комнатушечный» зал. И это понятно: атмосфера такая, будто бы зрители – дети, сидящие рядком возле родной бабушки или сказительницы – Натальи (народная артистка РФ Наталья Тенякова). Она берет листы и с шелестением начинает читать. Зал сопит, дышит одним большим легким. Но не смеет издать ни звука. Никто не хочет спугнуть мерный ритмичный голос. Этот стукающий, как на машинке отбивающий такт Наталья выдерживает до самого конца. Нас мягко провожают в закулисье чужой жизни – и вот уже сидим мы все, традцать больших детей и слушаем о собственном детстве, находя в редкой и уникальной судьбе дочери вождя привычные мотивы, образы, вкусы и запахи. Конечно, изредка режут слух прогулки с американцем, частные школы, заграничные пластинки и личные гувернантки, но ведь было бы немыслимо представить дитя «отца народов» без этого.
На сцене появляется еще одна артистка – Дарья Петриченко. В образе юной советской школьницы она, расправив плечи и маршируя, поет песню славы труду, Союзу и Сталину.
«От героев плодородных пашен
И от всех крестьян страны родной
Ты прими, отец, спасибо наше,
Ты прими, отец, поклон земной» («Благодарственная Сталину», 1949г)
Вот она – Лёлька. Образ процветания, юности и чистоты. Так хотела быть на нее похожа Светлана – ведь папа любил ее даже больше, чем дочь — «хозяюшку» и «мушку». Когда она появляется, вставая с табуретки в темном углу, зал сразу освещается мягким светом. Зритель подсознательно питает к ней нежную любовь, замирает и мурашится.
Однако в воздухе появляются первые семена подозрений. Как будто бы разыгрывается буффонада. Слишком чопорные, будто кукольные движения Лельки создают неподдельное ощущение лжи. Зрителя пытаются обмануть, он это чувствует – все слишком хорошо. Нет ни слезинки, ни ушиба. Улыбка в тридцать два зуба и прекрасные пейзажи русских пашен и счастливых рабочих. Так мир видела маленькая Света, для которой папа был волшебником и утешителем. Мы же уже знаем исход – и таким оптимизмом не пышем.
И не зря. Все больше и больше зритель убеждается в ложности напускной эйфории. Светка все старше, папа все чаще пропадает в командировках. А жизнь становится все сложнее и запутаннее. Погибает мама – злая, холодная мама, которая всегда противопоставлялась отцу. С ней связана обида и тоска, но смерть ее глубоко отпечатывается. На протяжении всего спектакля смерть эта появляется и окатывает зрителей водой. Сначала апендицит, потом дикий страх героини даже от одного этого слова. А потом – какая злая ирония!
Поверив советским лозунгах: «Без знаний коммунизм не построить!», Лелька-Светка учит языки и узнает, что это был не аппендицит, а самоубийство.
И тут карточный домик начинает рушиться. Дядя Сережа, первый молодой человек, просто знакомые – все куда-то исчезают, уезжают, пропадают. И внутри этого комка подозрительных исчезновений и командировок остается Светлана, уже осознавшая, что папа ее – совсем не волшебник. А колдун.
Сюжет спектакля, как ни крути, романтический: столкновение внутри двоемирия. Мир иллюзий, фантазий и детской непринужденности разбивается о холодную и рубящую реальность. Нарочито подчеркивает это и визуальная составляющая: ничто так не иллюстрирует разбитые мечты, как, разбитое зеркало. Идеальная, но мертвая Лелька выглядывает на стоящую снаружи неправильную Светку. А после – уже повзрослевшая, съедаемая сомнениями Светлана глядит в черную пустоту. Коллажный видеоряд, мелькающий и изменяющийся, симулирует обрывистость детских воспоминаний. Как будто бы куски, которые должны быть сшиты друг с другом, расползаются по углам, оставляя рваные дыры. Как разрезанная главной героиней скатерть.
Монодрама. Нет, скорее – историческая трагедия. Дочка первого лица страны лишь в том первая, что обманывали ее больше всех. Она сама себя обманывала. Но сложно абстрагироваться от мира, когда он камнем разбивает твое окно и вваливается тяжелым грузом прямо к тебе в дом.
Заканчивается всё, казалось бы, ожидаемо. Лёлька с зарёванным лицом кричит с табуретки в зал комсомольские песни. Только вот пашни за ее спиной, рабочих и эскимо – уже нет. Есть только распухающе-красный портрет. Эра закончилась, Светлана уже не грезит о папе-волшебнике. Она мечтает сбежать, смыть с себя мрак, в который ее загнали насильно. Лишь Лёлька, до конца верная и громогласная, старается выдавить из себя звук – только вот подобно музыкальной шкатулке, голос ее обрывается. Диктор объявляет – а вместе с ним и Лёлька, и Света, и Дядя Сережа, Москва, страна, Мир. Все повторяют: Сталин умер!
По сути, эта многострадальная история обрывается на смерти отца. Светлана выбирает свой путь… Вопрос только в том – а что выбрать. Знание, обрекающее на мучения. Или ложь, влажную от цветочной пыльцы сада и сочную, от табачных поцелуев отца?
Автор: Гололобова Велислава, факультет журналистики (группа ДЖ11)
Фото взято c сайта teatr-chehova.com
—